Меня зовут Анастасия Морозова, и я живу в тихом городке Суздале, где древние церкви перешептываются с ветром над речкой Каменкой. В детстве мне казалось, что нет ничего прекраснее беззаботного детства. Подружки мечтали поскорее вырасти — примеряли мамины платья и красились, а я обожала свои куклы, карандаши и книжки. Я рисовала нашу семью: себя посередине, папу, держащего меня за одну руку, маму — за другую, а на заднем плане — бабушку с дедушкой, улыбающихся мне. Кто мог подумать, что от этого счастья не останется и следа, что моя жизнь станет отражением того, что я так ненавидела?
Папа, Сергей, работал программистом — вечно сгорбленный над клавиатурой, он казался мне человеком из другого измерения. Но когда отрывался от работы, его глаза, скрытые за очками, смотрели на маму, Викторию, с такой нежностью, что мне становилось завидно. Он терпел все её странности: яркие платья, стопки книг по эзотерике, подруг с необычными взглядами. Позже он смирился с её постоянными отъездами, опозданиями, с тем, что ужин — это какая-нибудь «необычная» еда, вроду салата с киноа, потому что мама опять «забыла» купить продукты. Он молча ел, как молча сносил её капризы: отдельные комнаты, обязательные совместные завтраки, которые она считала залогом счастливого брака.
Каждое утро папа следил за временем, зная, что опоздает. Но ждал, пока мама, сонная и недовольная, заварит свой «чудодейственный» чай, намажет хлеб авокадо и положит сверху кусочек сыра. Этот ритуал повторялся изо дня в день: папа опаздывал, но терпел, лишь бы она была довольна. А мама увлеклась сначала саморазвитием, потом танцами и в итоге влюбилась в своего преподавателя, Игоря. Однажды вечером она объявила нам: «Я люблю другого. Мне нужна свобода. Вы мне важны, но я задыхаюсь». Я, маленькая и испуганная, думала: неужели моей любви мало? Разве этого недостаточно?
Папа не ругался, не плакал. Он ушёл в свою работу, будто там можно забыться. Они и так жили отдельно, так что внешне мало что изменилось. Но я сломалась: в школе стала грубой, злой, готова была разорвать любого. Дедушка, Николай, взял меня к себе — водил гулять, помогал с уроками, утешал и говорил, что семья — это главное. Когда мама ушла, бабушка не перенесла горя и умерла. Дедушка начал терять зрение — от печали, от вида нашей разрушенной семьи, но всё ещё называл папу «сынком» с теплотой.
Я хотела что-то исправить, но не знала как. И вот однажды, после разговора с дедушкой, я нашла в маминой тетрадке номер её любовника и позвонила его жене. «Вы знаете, что ваш муж встречается с моей мамой?» — выдохнула я дрожащим голосом. В тот день я разбила мамино сердце. Её возлюбленный вернулся к семье, а она осталась одна. Простила ли она меня? Не знаю. Видела ли она мою месть, когда я вышла замуж за Максима? Поняла ли, когда родила дочь Катю? Не уверена.
Но время шло, и я, сама того не замечая, становилась похожей на неё. Я увлекла Максима и Катю велоспортом — моей новой страстью. Потом записалась в тренажёрный зал, чтобы сбежать от скуки. Тренировки стали моим спасением, местом, где можно выплеснуть злость — на мужа, на работу, на жизнь, которая казалась такой серой. Я не признавала этого, но мамина тень всё росла во мне. Всё стало ясно, когда я влюбилась в тренера, Артёма. Максим и Катя перестали быть для меня «достаточными» — мне хотелось свободы, страсти, как когда-то в детстве.
Я оставляла Катю у дедушки и мчалась к Артёму, сердце бешено стучало. Катя спрашивала: «Мам, ты куда?» А слепой дедушка лишь крепче сжимал её руку, гладил по голове. Чувства разгорались всё сильнее, пока однажды я не прождала Артёма три часа зря. На следующий день в зале он сказал: «У меня есть жена». Эти слова пронзили меня, как нож. В слезах я прибежала к дедушке — единственному, кто мог понять. Прижавшись к его плечу, я рыдала, пытаясь объяснить, что кто-то забрал мою жизнь. И тут я увидела слёзы в его потухших глазах. Всё стало ясно: он позвонил жене Артёма, как когда-то я — жене маминого любовника. «Ради Кати», — прошептал он.
Прошли месяцы, но боль в груди не утихает. С этим разбитым сердцем я помирилась с мамой, поняв, как сложно быть дочерью, женой и матерью одновременно. Одна из этих ролей всегда страдает. Максим не стал мне ближе, но папа вырос в моих глазах — его бесконечная любовь к маме, умение прощать поразили меня. Это я, а не он, разрушила её мечты. А дедушка, мой спаситель, сам остановил меня — ради Кати, ради меня. Он показал, что счастье — не в тайных увлечениях, а в крепкой, честной семье. И я верю его слепым, но мудрым глазам, через которые когда-то смотрела на этот мир.
