**Тени любви**
В маленькой деревеньке, затерянной среди бескрайних полей и холмов, в воздухе уже витало осеннее уныние. Начало октября окутало всё холодом, а листья, подхваченные ветром, кружились в воздухе, будто уносили с собой последние воспоминания о лете. В тот вечер в доме Ивана, стоявшем на отшибе, было шумно: скрипели половицы, звенели стаканы, а смех разносился так далеко, что, казалось, его слышали даже в соседнем селе.
— Ну наконец-то, брат! — Ваня распахнул дверь, впуская своего давнего друга Степана, приехавшего из Питера. В голосе его дрожала радость, но в глазах мелькала тревога — будто он предчувствовал, что этот визит перевернёт всё вверх дном.
— Давно не виделись, Вань! — Степан крепко обнял товарища. — Четыре месяца, с тех пор как бабки твоей похороны были. Всё работа да работа… Наконец-то вырвался, отпуск взял. Хочу тут, в глуши, душу отвести.
— Правильно, — оживился Ваня. — Будем рыбачить, на озеро поедем. Помнишь, как в детстве по садам лазили за яблоками? — Он улыбнулся, но где-то глубоко в голосе пряталась грусть.
В детстве они были неразлучны: носились по просёлкам, воровали сливы у соседей, купались в ледяной речке. Степан всегда был заводилой — то проказник, то выдумщик, а Ваня — его верным соратником, готовым на любую авантюру. Их дружба казалась крепче старинного дуба у околицы.
— Ты один, что ли? Где твоя красавица? — поинтересовался Степан, оглядывая уютный, но слегка обветшалый дом.
— Агаша в лавке, скоро придёт, — с гордостью ответил Ваня, хотя в голосе его пробежала тень тревоги. — Хозяйка у меня — золото. Готовит так, что скоро пуговицы с рубахи посыпятся.
Иван и Агафья поженились семь лет назад, но детей у них не было. Они ходили по врачам в райцентр, сдавали анализы, но те только разводили руками: «Всё в порядке, ждите». Ваня души не чаял в жене: помогал по хозяйству, не давал тяжёлых сумок носить, словно она была хрустальной вазой. Соседки судачили — одни с завистью, другие с неодобрением. «Агашке повезло, Ваня её на руках носит, водку не пьёт, любит без памяти», — шептались бабки у заборов. Но сама Агаша порой чувствовала, что эта любовь сжимает её, как слишком тугой платок.
— Здравствуйте, — раздался усталый голос Агафьи, вернувшейся из лавки с тяжёлой сумкой. Ваня тут же бросился к ней, выхватил покупки и унёс на кухню, будто боялся, что она упадёт под тяжестью пакетов.
— Привет, — улыбнулся Степан, невольно задержав взгляд на её стройной фигуре и тёмных, чуть растрёпанных кудрях. — Я Стёпа, Ванин друг, с детства вместе росли.
— А Ваня о тебе ни разу не рассказывал, — удивилась Агафья, глядя на мужа.
— Да он же городской теперь, — пояснил Ваня, возвращаясь с кухни. — После школы в Питер уехал. Его бабка, тётя Зина, на другом краю деревни жила, помнишь? Ты же не местная, вот и не знаешь.
— А, тётя Зина, конечно, помню, — кивнула Агафья. — Значит, ты её внук.
— Точно, — засмеялся Степан. — Я теперь питерский, но сердце-то здесь.
— Ладно, Агаша, мы прогуляемся, а ты пока на кухне хозяйничай, — сказал Ваня, и они вышли во двор.
Был выходной, а с понедельника Агафья уходила в отпуск. Осень разгулялась вовсю: листья пылали багрянцем, паутинки кружились в воздухе, а ветер шептал что-то грустное. Агафья накрыла стол в саду под старой яблоней — сидеть в четырёх стенах в такую погоду не хотелось. Когда мужчины вернулись, она уже поставила на стол закуски и домашний наливок.
— Стёп, ну как же я рад, что ты приехал! — Ваня наливал по стаканам. — Будем рыбачить, как в старые добрые. Помнишь, как у моего деда коров доили?
— Ой, Вань, не напоминай, — хохотал Степан, хлопая его по плечу. — Здесь душа моя, родина. Питер — суета одна.
Агафья смотрела на них, удивляясь их дружбе. Они вспоминали детство, шутили, смеялись, а в её груди щемило от какого-то странного чувства — тёплого, но чужого. Она встала за пирогом и вернулась с румяным яблочным пирогом.
— Это что за чудо?! — восхитился Степан, откусывая кусок. — Ничего вкуснее не ел!
— Моя Агаша — мастерица, — с гордостью сказал Ваня. — Кормит так, что скоро в дверь боком пролезать буду!
Они просидели до темноты, смеясь над старыми историями. Агафья ловила на себе взгляд Степана — слишком живой, слишком горячий, вовсе не дружеский. «Наверное, в Питере у него девиц полно, — думала она. — Такой не остепенится». Но что-то в его глазах заставляло её сердце биться чаще.
С тех пор Степан стал частым гостем. Ваня работал, но вечерами они всё равно встречались, а в выходные рыбачили. В один из таких вечеров, когда уже стемнело, Агафья пошла закрыть сарай. Засов щёлкнул, и, обернувшись, она наткнулась на Степана.
— Ты что тут делаешь? — вздрогнула она.
— А ты? Звёзды считать? — усмехнулся он.
— Курам дверь закрываю, а то разбегутся, — ответила она, чувствуя, как теплеют щёки.
— Я за тобой пошёл, Агафья, — тихо сказал он. — Ты мне нравишься. С первого взгляда. Разве не видишь?
— Степан, ты что, выпил? — она отступила, но голос дрожал.
— Нет. Трезв. И серьёзен. Две недели только о тебе и думаю, — его глаза горели в темноте.
— Агаша! — донёсся голос Вани, и она отпрянула от Степана.
— Сарай закрыла, — крикнула она, стараясь говорить ровно.
— Ты тоже тут? — удивился В— Да так, воздухом подышал, — рассмеялся Степан, а Агафья поспешила в дом, чувствуя, как сердце бешено стучит в груди.
