Два теня в пустоте
— Ты хоть понимаешь, что твой холодильник пуст уже неделю? — голос Дениса звенел в воздухе, резкий, как февральская метель. Он стоял в дверях кухни, не снимая дублёнку, будто боялся проникнуть глубже в это место — уставшее, с облезлыми обоями и запахом затхлого ковра.
Лидия молчала. Сидела на табуретке, сжав локти, и смотрела, как лучик света пробивается сквозь запотевшее окно, дрожа на вытертом линолеуме. За окном — воскресное утро, а внутри — ноябрьская слякоть. Каждое движение давалось с трудом, будто тело налилось свинцом.
— Не понимаю, как можно так существовать, — Денис заглянул в пустую сковородку, словно надеялся найти там остатки вчерашней яичницы. — Ты вообще ешь что-то?
Она лишь пожала плечами. Правда была проста: когда как. Как у многих. Вот только внутри что-то сломалось — механизм, отвечавший за аппетит, смех, желание жить.
Денис был её старшим братом. Единственным, кто ещё заглядывал. Раз в месяц он приходил, как в детстве, когда отец отправлял его проверить, не пролила ли она чай, не забыла ли запереть дверь. Но отца больше не было. А Лидия жила в прозрачном аквариуме, где нечем дышать, но все видят, как ты задыхаешься.
— Куплю тебе еды, — сказал он твёрдо, как будто подписывал указ. — Мясо, гречку, морковку. Сваришь борщ. Обязательно. Ясно?
Лидия кивнула. Не из согласия, а потому что сил спорить не было. Внутри — пустота, как в заброшенной даче, где скрипят половицы, а эхо разносит каждый шорох.
Он ушёл через сорок минут, оставив на столе сетку с продуктами и шлейф — дешёвый одеколон и штампованные фразы. «Возьми себя в руки». «Жизнь не стоит на месте». «Всё образуется».
Когда дверь захлопнулась, Лидия поднялась. Медленно, будто боялась разбудить тишину. Разобрала покупки: картошка, морковь, подсолнечное масло, пачка макарон. Мясо — кусок свинины, свежий, с жирком. Подошла к окну, распахнула его и швырнула мясо в снег. Потом закрыла раму, словно пряча что-то важное. Остальное убрала в холодильник. Не из принципа — просто ей стало стыдно, что кусок мяса выглядел живее, чем она.
Работала она удалённо — бухгалтером в фирме, о которой знала только по шапке в электронных письмах. Весь мир умещался в экран ноутбука — цифры, графики, бесконечные отчёты. Цифры складывались, баланс сходился, формулы работали. Иногда казалось, что и жизнь можно разложить на дебет и кредит, где всё логично. Но в реальности баланс не сходился. Потери не вписывались в таблицы, а итог всегда был в минусе, оставляя дыру, которую не закрыть никакими числами.
В среду раздался звонок. Незнакомый номер, женский голос, спокойный, но с хрипотцой:
— Лидия Николаевна?
— Да.
— Это приют «Доброе сердце». Вы подавали заявку на волонтёрство?
Лидия замерла. Пальцы нащупали на столе крошку хлеба и начали её мять, будто пытаясь раздавить комок тоски под рёбрами.
— Да, — прошептала она. — Кажется, месяца три назад.
— Нам очень не хватает рук. Особенно в выходные. У нас сорок хвостов — собаки и кошки.
В субботу она приехала. Покосившаяся избушка на окраине, вокруг — голые берёзы. Пахло мокрой шерстью, йодом и чем-то тёплым, почти забытым. Женщина в выцветшем пуловере махнула рукой:
— Раздевайся, мой руки. Там щенки, тут больные, в углу — старички. Работы — невпроворот.
Один пёс — рыжий, с проплешиной на боку и умными глазами — не сводил с неё взгляда. Лидия присела, провела ладонью по его шерсти. Тёплая. Живая. Настоящая. Пахло псиной, мокрыми листьями и упрямым желанием жить.
Он ткнулся мордой в её ладонь и не отходил. Женщина в пуловере качнула головой:
— Граф посторонних к себе не подпускает. А тебя принял.
Через час Лидия чистила клетки, таскала мешки с кормом, укачивала дрожащих щенков. Спина ныла, руки покраснели от ледяной воды, волосы прилипли ко лбу, но внутри что-то отогрелось. Впервые за долгие месяцы она почувствовала себя не тенью, а человеком — с усталостью в мышцах, с потом на спине, с теплом в груди.
— Заходи завтра, если получится, — бросила женщина, вытирая руки об фартук.
— Приду, — ответила Лидия. И знала, что не врёт. Даже если придётся ехать на другом конце города, через слякоть и колючий ветер — она будет здесь.
Через месяц Граф переехал к ней. Долго обнюхивал углы, а потом лёг на потертый ковёр, свернувшись калачиком. Денис заглянул — принёс миску, пакет корма и потрёпанный мячик.
— Ну хоть какое-то подобие жизни, — сказал он, глядя на пса. — Уже прогресс.
Лидия улыбнулась. Впервые за год. Потом купила цветы — обычные бархатцы, тянущиеся к солнцу. Новые занавески — дешёвые, но в мелкий цветочек, как в бабушкином доме. Выбирала их долго, перебирая рулоны, будто от этого зависела её судьба. Купила новое бельё — белое, пахнущее морозом и крахмалом. И начала печь блины. Просто так, чтобы в доме пахло детством, а не одиночеством. Тесто месила руками, вкладывая в него то, что не могла сказать словами.
Иногда она всё ещё просыпалась с камен— И тогда Граф тыкался холодным носом в её ладонь, напоминая, что даже в самой густой тьме есть место живому теплу.
