Единственный выход
Клавдия Ивановна была из тех женщин, чью жизнь не назовешь простой. Суровая, сдержанная, с прямой спиной и глазами, в которых застыло столько потерь. В свои пятьдесят пять она осталась одна — не по своей воле, а потому что судьба забрала у неё всех, кого она любила. Сначала мать, потом мужа, а следом и единственную дочь.
О смерти матери ей сообщила соседка:
— Клавдия, мама твоя ушла… Заснула после ужина и не проснулась… Я скорую вызывала…
Клавдия тогда опустилась на пол. Телефон выскользнул из пальцев. Она смотрела в одну точку, не слыша ни собственного дыхания, ни того, как за окном шелестел осенний дождь.
Хоронила мать она одна. Больше некому было. Отец скрылся, когда Клавдии едва исполнилось семь. Остались лишь их старый домик в деревне и горькие воспоминания. По привычке она всё ещё брала телефон, чтобы позвонить… а потом вспоминала, что звонить уже некому.
Прошло три года. Казалось, жизнь понемногу налаживалась. Но тут судьба нанесла новый удар. Поздно вечером раздался звонок с незнакомого номера:
— Это Клавдия Ивановна? Приезжайте срочно. ДТП. Ваш муж и дочь… их документы найдены на месте…
Дальше — как в тумане. Морг. Подписи. Гроб. Пустота.
— Господи, за что? — шептала она, стоя в храме. — Дай мне знак, зачем я ещё здесь?
Ответ пришёл не сразу. Но однажды ночью, проснувшись от щемящей тоски, она увидела за окном бездомного кота, дрожащего под скамейкой от холода.
— Теперь я знаю, что делать, — прошептала она. — Открою приют. Они никому не нужны. Но я — нужна им. Я стану их семьёй.
Клавдия продала родительский дом. Оформила бумаги, обошла десятки кабинетов. Уговорила меценатов. Нашла участок под Питером. Так появился её приют «Ласковый дом».
Он стал её смыслом. Кошки, собаки, волонтёры, корма, ремонт — всё это заполнило пустоту, в которой раньше звенела лишь тишина. Помогала ей юная Настя — добрая, как сама Клавдия, с таким же горячим сердцем.
Однажды утром, когда Настя открывала ворота, к приюту подошла пожилая женщина. Седые волосы, согнутая спина, трость в немощных руках. Шла медленно, будто знала, что здесь её ждёт что-то важное.
— Здравствуй, дитя, — тихо сказала она. — Можно мне зверушек посмотреть?
— Конечно, проходите, — улыбнулась Настя.
Бабушка обошла все вольеры. Животные толклись у решёток, виляли хвостами — каждое надеялось на чудо. Но женщина молчала. Присаживалась, заглядывала в глаза, что-то шептала.
Звали её Аграфена Петровна. Она остановилась у последнего вольера, где в углу сидел рыжий кот с потрёпанным ухом. Он не мяукал, не подходил, лишь молча смотрел в пол.
— Кто это?
— Рыжик, — вздохнула Настя. — Его выбросили из машины. Боится всех. Не ест, пока не останется один.
— Я хочу его забрать, — неожиданно сказала бабушка.
Настя замялась. Женщина была слабой, еле передвигалась. Рыжик требовал заботы, терпения, сил. Она пообещала подумать.
На следующий день Аграфена Петровна пришла снова. Ей вежливо отказали:
— Боимся, вам будет тяжело…
— Понимаю… — кивнула она.
Но на третий день вернулась. И на четвёртый. И на пятый. Садилась у вольера, шептала. Рыжик сидел в углу. Но на восьмое утро… он подошёл. Ткнулся мордочкой в её ладонь.
Клавдия увидела это и поняла — судьба.
— Забирайте его, — сказала она.
Но бабушка заплакала.
— Не могу… Сын отправляет меня в дом престарелых. Квартиру продаёт. Мне осталось два дня. Они не разрешат взять кота…
У Клавдии задрожали руки.
— Как же так? Вы же… мать…
— Да, — печально усмехнулась старушка. — А он говорит — стыдно за меня перед друзьями.
Клавдия попыталась поговорить с сыном Аграфены, но тот встретил её хамством, перегаром и злобой. Даже слушать не стал.
Она ушла, кутаясь в шаль, чтобы скрыть слёзы.
Всю ночь не спала. Ворочалась, спорила с собой, с Богом, с памятью дочери.
Утром пришла в приют с решением.
Когда Аграфена появилась, Клавдия усадила её за стол, налила чаю.
— Слушайте. Переезжайте ко мне. С Рыжиком. Я живу одна. Места хватит. Мне тоже одиноко. Будем семьёй. Только не отказывайтесь.
Бабушка плакала.
— Да как же… мы же чужие…
— Нет. Вы — та мама, которую мне вернула жизнь.
Прошёл год.
По утрам на кухне пахло блинами. Аграфена Петровна ставила перед Клавдией горячий чай, а под столом дремал Рыжик, положив голову на лапы. К чужим он не подходил.
— Мама, отдыхала бы…
— Дочка, как мне спать, когда вы с Рыжиком тут?
О сыне Аграфена больше не вспоминала. И не ждала.
А Клавдия смотрела на них — на старушку и кота — и думала: «Спасибо, Господи. Ты дал мне шанс снова любить».
