В маленький провинциальный посёлок Гришино приехала новая семья. В местной школе как раз закончили ремонт, и вместо ушедшего на пенсию директора назначили Виктора Семёновича — строгого, интеллигентного мужчину из города. С ним прибыли его жена Лидия Павловна, учительница математики, и их пятнадцатилетняя дочь — Светлана, или, как её скоро прозвали в посёлке, Светка.
С первого дня она резко отличалась от местных девчонок. Высокая, статная, всегда с аккуратно заплетённой косой, в чистой обуви даже после осеннего ненастья — будто не из этого мира. Парни сразу заглядывались на неё. А девчонки? Те шептались за её спиной, но втайне старались и сами выглядеть опрятнее, хоть чуть-чуть на неё походить.
А ещё в посёлке жил Коля — здоровый, широкоплечий парень, с малолетства привыкший к тяжёлому труду. После восьмого класса бросил учёбу, пошёл работать — и на покос, и на лесозаготовки, в любую погоду. Его уважали за прямоту, да и видный был парень — что скрывать. Девки вокруг него вьются с детства, да и сам Коля не отказывался — нравилось ему внимание. А как подрос — так и вовсе стал первым гулякой на всю округу.
— Колька, как бродячий пёс: где веселье — там и он, — смеялись мужики.
Но однажды всё переменилось. Он впервые увидел Светку, когда та шла с матерью в магазин. В ней всё было не так — взгляд, осанка, даже походка. Будто из той жизни, куда ему хода нет. В груди тогда что-то ёкнуло. Будто гвоздь вбили. Не мог выкинуть её из головы. С тех пор перестал шататься по вечеринкам, не подкатывал к девчонкам — только издали смотрел на Светку, боясь подойти.
Прошла осень. Зимой ребятня каталась на застывшей реке, прикрутив к валенкам старые коньки. И вдруг, словно в сказке, вышла Светка — в настоящих фигурных коньках. Скользила так легко, что все замерли. Даже старики у школы невольно провожали её взглядом.
Но тут раздался крик:
— Светка! Тонёт!
Она провалилась у берега, где лёд всегда был тонким. Коля услышал и, не раздумывая, рванул к воде. Скинул телогрейку, пополз по хрустящему льду. Девчонка цеплялась за край, но течение затягивало.
Он кинул ей ремень, вытащил, донёс до дома. Сам дрожал, пальцы не слушались, но знал — спас. Весь посёлок только об этом и говорил. Вечером к нему пришла мать Светки:
— Спасибо, Коля… Она просила, чтобы ты зашёл. Лежит, температура.
Он пришёл. Светка лежала бледная, но увидев его, слабо улыбнулась:
— Спасибо… если бы не ты…
С тех пор Коля стал приходить к ней каждый вечер. Говорили, держались за руки. В шестнадцать она разрешила ему первый поцелуй. А в восемнадцать его забрали в армию. Прощались со слезами. Он просил ждать. Она обещала.
Но судьба распорядилась иначе.
Его отправили в Чечню. Там он потерял ногу. В госпитале мучился не столько от боли, сколько от мысли:
— Не хочу, чтобы она видела меня калекой. Не поеду назад. Пусть живёт, пусть забудет…
Выписался и уехал с товарищем в райцентр. Устроился на завод, а потом и женился. Не по любви — из благодарности. Жену звали Надя, она сама предложила:
— Коля, давай поженимся. Тебе трудно, я помогу…
Он согласился. Родилась дочь Таня. Жили тихо — без страсти, но в уважении. А любовь… любовь осталась там, в деревне, в глазах той юной Светки.
Прошли годы. Николай иногда наведывался в деревню — к матери, в прошлое. Светка тоже жила там — замужем, с детьми. При встречах между ними пробегала искра, но оба молчали. Коля возвращался в город, неделями пил, срывался. Потом снова — работа, дом, тишина.
Когда Надя умерла, Николай остался один. Дочь уговаривала:
— Пап, переезжай к нам. Квартира большая, внуки будут рады.
Он согласился. Два года жил в городе, но тоска не отпускала. На балконе девятого этажа подолгу смотрел вдаль. А потом как-то за ужином сказал:
— Хочу в деревню. Там и умереть хочу. На родной земле…
Дочь уговаривала, но в отпуск всё же отвезла его. Посёлок зарос, опустел. Родной дом развалился. Но когда они стояли у развалин — подошла Светка. Полная, седая, с тростью… но всё та же. Пригласила к себе.
— Хлеба отрежу, чаем напою…
За вечерним столом Николай вдруг проговорил:
— Свет… Я хочу остаться. У тебя. До конца. Всё это время… только тебя и любил.
Таня всплеснула руками:
— Пап, ну что ты?! В чужом доме…
— Подожди, дочка, я не с тобой говорю.
Светка молчала. Потом тихо:
— Ладно. На недельку. Посмотрим…
Остался. Жили тихо, много говорили. Он дышал родным воздухом. А на пятый день — не проснулся. Светка подошла, тронула его руку. Поняла.
Сама закрыла ему глаза. И разрыдалась. Навзрыд. Будто часть души оборвалась.
Похоронили Николая рядом с родителями. В родной земле. Рядом с теми, кто дал ему жизнь. И с той, которая и была его жизнью.
Любовь он пронёс. Через боль. Через годы. До самого конца.
