— Ира, я понимаю, что это звучит странно, но я до сих пор не могу прийти в себя, потому что за всё время, что мы вместе, я никогда не видел такого совпадения, и если бы ты не говорила мне много раз, что у тебя нет матери, я бы поклялся, что только что столкнулся с ней лицом к лицу, потому что эта женщина выглядела так, словно ты просто смотришь на себя в зеркало, но через много лет, — Дмитрий говорил взволнованно, не скрывая искреннего удивления, продолжая катить тележку между рядами супермаркета и не сводя глаз с жены, словно надеялся уловить хоть малейший намёк на объяснение.
Ирина стояла у полки с детским питанием, медленно переворачивая баночку в руках, читая состав так внимательно, будто от этого зависело что-то гораздо большее, чем обычный выбор еды для ребёнка, и лишь через несколько секунд слова мужа начали доходить до неё, вызывая внутри странное напряжение, от которого перехватывало дыхание.
— Дима, пожалуйста, давай не будем сейчас обсуждать глупости, потому что никаких сестёр у меня никогда не было, и ты это прекрасно знаешь, — сказала она сдержанно, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя пальцы непроизвольно сжимались сильнее.
— Я понимаю, что ты можешь не хотеть об этом говорить, но ты бы просто посмотрела на неё, потому что это действительно пугающе, она смотрела прямо на тебя так, словно узнала, и в какой-то момент мне даже показалось, что она хочет подойти, — не унимался Дмитрий, осторожно беря Ирину за руку и слегка потянув её в сторону соседнего ряда.
— Отпусти меня, — резко ответила она, выдёргивая руку и разворачивая тележку, в которой сидел их маленький сын, — мне не нужно ни на кого смотреть, и я прошу тебя просто пойти дальше и сделать вид, что этого разговора не было.
Она шла быстро, почти не разбирая дороги, ощущая, как кровь приливает к лицу, как внутри поднимается что-то давно забытое, тяжёлое и липкое, от чего хотелось одновременно кричать и плакать, и если бы не Вова, мирно сидевший в тележке, она бы, наверное, остановилась и дала волю слезам прямо там, среди чужих людей и яркого света.
Семь лет она жила так, будто прошлого не существовало, будто его можно было вычеркнуть, как ненужную главу, которую никто никогда не откроет снова.
Она росла вдвоём с матерью, и тема отца всегда оставалась где-то за гранью допустимого, потому что любые вопросы вызывали раздражение и холодное молчание, из которого Ира быстро научилась делать выводы, что лучше не копать там, где тебе не рады.
Когда она пошла в первый класс, в их жизни появился Сергей Викторович, мужчина с тяжёлым взглядом и уверенной походкой человека, привыкшего считать себя хозяином положения, и мать словно преобразилась, начав улыбаться чаще и говорить о будущем с надеждой, которой раньше не было.
С этого дня квартира перестала быть домом.
Ире отвели маленькую комнату, где едва помещались кровать и письменный стол, а мать настойчиво требовала, чтобы она называла нового мужа папой, но внутри всё сопротивлялось, потому что этот человек с первых дней смотрел на неё так, словно она была помехой.
— Ты опять не убрала за собой, и вообще, я не понимаю, почему я должен терпеть этот беспорядок, — говорил он с раздражением, даже не повышая голоса, что делало слова ещё больнее.
Сначала Ира молчала, надеясь, что это временно, что нужно просто привыкнуть, но придирки становились всё жёстче, а терпение — всё меньше.
— Ты слишком много ешь, ты слишком громко ходишь, ты слишком много хочешь, — повторял он, словно заученный список обвинений.
Она пыталась искать защиты у матери, но каждый раз слышала одно и то же, произнесённое строгим, отстранённым тоном.
— Ирина, не начинай, ты должна понимать, что он старается для семьи, и тебе нужно быть благодарной.
Когда Ире исполнилось четырнадцать, родился брат, и в тот момент она окончательно поняла, что стала лишней, потому что теперь в доме был настоящий ребёнок, желанный и любимый.
— Посиди с ним, нам нужно спокойно поесть, — говорила мать, даже не спрашивая, может ли она.
— Почему он опять плачет, ты что, не можешь за ним нормально следить, — раздражался Сергей Викторович, не скрывая злости.
Годы проходили в постоянном напряжении, где каждый день был похож на предыдущий, и единственным спасением для Иры стала учёба, потому что университет казался билетом в другую жизнь.
Когда ей исполнилось восемнадцать, иллюзии закончились окончательно.
— Я уже всё решила, тебе нужно съехать, потому что мы больше не можем жить вчетвером, и общежитие — это нормальный вариант для взрослой девушки, — сказала мать сухо, словно речь шла о чём-то совершенно обыденном.
— Ты правда считаешь, что я должна уйти вот так, без разговора, без объяснений, просто потому что вам так удобнее, — спросила Ира, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Ты уже достаточно пожила за наш счёт, пора учиться жить самостоятельно, — вмешался Сергей Викторович, не скрывая удовлетворения.
В день отъезда мать дала ей немного денег и даже не обняла.
Общежитие стало её реальностью, где приходилось считать каждую копейку и работать по ночам, чтобы выжить, и однажды, не выдержав, она пришла за помощью.
— Ты зачем пришла, — холодно спросил Сергей Викторович, стоя в прихожей.
— Мне не хватает денег до стипендии, я просто хотела поговорить с мамой, — ответила Ира, стараясь говорить спокойно.
— Нам самим трудно, у нас ребёнок, и ты должна это понимать, — сказала мать, опустив глаза.
В тот день Ира ушла, окончательно решив, что больше никогда не переступит этот порог.
Она работала без отдыха, уехала в другой город, построила жизнь заново, встретила Дмитрия, который стал для неё опорой, и его родители дали ей ту теплоту, которой она никогда не знала.
Она сказала, что матери нет, и в каком-то смысле это было правдой.
И вот теперь, среди полок супермаркета, прошлое догнало её.
— Ир, ты плачешь, — тихо спросил Дмитрий, когда они выходили.
— Да, потому что я думала, что это осталось позади, — ответила она, не скрывая слёз.
У выхода стояла женщина, и в её взгляде было столько растерянности и надежды, что Ире стало трудно дышать.
— Здравствуй, дочка, — сказала она дрожащим голосом.
— Здравствуй, — ответила Ира спокойно.
— Это твой сын, — спросила женщина, глядя на Вову.
— Это мой ребёнок, — сказала Ира, и в этих словах было всё.
Она ушла, не оборачиваясь, зная, что некоторые двери закрываются навсегда, и за ними остаётся не только боль, но и выбор, который однажды был сделан за неё.
