Предательство будто нож в спину, глубже только боль и пустота, что остаётся после. Никакие слова не смогут объяснить, почему кто-то решает разбить доверие вдребезги, как хрустальную вазу, подаренную на свадьбу.
Меня зовут Людмила. Когда мне открылась правда о том, что мой муж, Артём, годами меня обманывал, мир будто провалился под ноги, словно тонкий лёд на реке где-нибудь под Муромом. Слёзы лились рекой, пока не высохли, а потом внутри разгорелся огонь, ярче петербургских белых ночей. Не просто обида яростное желание ударить в ответ, не только за себя, но за всё, что было разрушено.
Мы с Артёмом расписались семь лет назад. Жили в моей двушке в спальном районе, а однушку, доставшуюся от бабушки, сдавала так подрабатывала, сохраняя хоть какую-то свободу. Всё изменилось, когда его родители, живущие в забытой богом деревне под Псковом, собрались перебраться в город. Не выдержали глуши, и я, скрипя сердцем, пустила их в ту самую квартиру. Казалось, это по-человечески помочь старикам, свекрам родным.
Но правда всплыла, как нефтяное пятно на чистом озере. Артём изменял долго, нагло, без капли раскаяния. Когда я это узнала, земля ушла из-под ног. И тогда я решила: пусть его родители убираются из моего жилья. Почему я должна терпеть под одной крышей тех, чей сын превратил мою жизнь в ад? Они стали мне чужими, как и он сам.
Я знала, что родители Артёма ни в чём не виноваты. Но ведь это они вырастили человека, который плевал на чужие чувства. Их кровь, их воспитание теперь моя боль. И я не стану притворяться, будто ничего не случилось. Месть единственное, что не дало мне сломаться.
Когда я сказала свекру и свекрови, что они должны освободить жильё, их лица стали белее снега. Они молили, голоса дрожали, как осиновый лист на ветру. Я знала: их пенсии копейки, дом в деревне давно продан. Им некуда идти. Но сердце моё превратилось в камень. «Ваши проблемы и вашего сына», бросила я. Пусть теперь Артём думает, куда пристроить родителей, которых подвёл не меньше, чем меня.
Они не верили своим ушам. Умоляли, почти на коленях ползали, лишь бы я передумала. Но я стояла как скала. Моя квартира моя воля. Снова сдам её, а на вырученные рубли уеду куда-нибудь может, на юга, может, за границу. Пусть затянутся раны, оставленные предательством. Я это заслужила.
Почему Артём так поступил? Жили тихо, обычной жизнью, как тысячи других в спальных районах. Может, ему было скучно? Или искал острых ощущений, как пьяница последней рюмки? Не знаю. И мне уже всё равно. Его измена не моя вина, но прощения не будет.
Когда Артём узнал, что я подала на развод и выгоняю его родных, приполз с покаянием. Клялся, что любит, что оступился. Но слова его были пусты, как эхо в заброшенномИх вещи стояли у подъезда, завёрнутые в старые газеты, а я смотрела в окно, слушая, как дождь стирает последние следы их присутствия в моей жизни.
