6 ноября 2023
Вчера вечером в нашей квартире на окраине Нижнего Новгорода было так тихо, что слышно, как за окном шелестят опавшие листья. Я сидел в старом кожаном кресле — том самом, что когда-то покупали с Ириной — и сжимал в руках потёртую кружку с медведем. Её подарила мне Ирочка, с которой мы прожили душа в душу шестнадцать лет. После развода всё перевернулось, но со временем я нашёл опору в Людмиле — она дала мне покой и родила двух мальчишек.
Всегда думал, что справляюсь с отцовством. Особенно старался для Ольги — дочки от первого брака. Когда Ирина уехала в Германию, оставив девочку со мной, я воспитывал её один, а потом — с Люсей. Мне казалось, я даю ей всё: крышу над головой, новую одежду, еду. Но, как выяснилось позже, главного — тепла, душевного разговора — не хватало. С каждым годом Оля замыкалась всё больше. Смотрела в пол, отвечала односложно, будто пряталась в невидимой скорлупе.
В день своего восемнадцатилетия она исчезла. Без криков, без сцен — просто собрала вещи и ушла. Я не верил, что она способна на такое. Звонил, писал, даже ездил по старым адресам — в ответ лишь гробовая тишина. Хуже любых обид. Ломал голову — в чём провинился? Был слишком суров? Или, наоборот, слишком равнодушен? А может, ей было невыносимо видеть, как я устроил новую жизнь без неё?
Прошло десять лет. Жизнь вошла в колею: сыновья поступили в МГУ, Люда превратилась в мой тихий тыл. Но прошлое — цепкая тень. Оно не отпускает. И вот вчера раздался звонок от младшей — Кати. «Пап, я нашла Олю…» Сердце сжалось в комок. Я знал, что этот день настанет. Но боялся. Боялся услышать, что у дочери есть своя жизнь, свои радости и боли — без моего участия.
Катя рассказала, что написала сестре. Та не ответила, но и не заблокировала. Значит — читает. Помнит. Я долго не решался на первый шаг. Начал с писем — выводил каждое слово от руки, как на исповеди. Рассказывал, как скучаю. Как казнюсь за то, что не разглядел в ней не «помощницу по хозяйству», а ребёнка, задыхающегося в одиночестве.
Оля живёт теперь в Ярославле. Работает экономистом в строительной фирме. Снимает однокомнатную, много работает и никогда не вспоминает детство. Ей двадцать восемь, но внутри — всё та же девочка, которую называли «старшей» вместо «доченьки». После развода мать сбежала за границу, отец построил новую семью. Она была не ребёнком, а удобным приложением — нянькой, посудомойкой, молчаливой тенью.
Её побег в восемнадцать был криком. Но никто не услышал.
Первые сообщения от Кати раздражали. Потом стали ранить. Девочка-то не виновата, но даже её невинные рассказы о школе или фото с катка резали, как нож. А вчера пришло новое письмо. Короткое. Без претензий. Катя написала, что понимает Олино молчание. И больше не будет мешать. Просто хотела сказать — она всегда рядом.
Оля прочитала. Сердце ёкнуло. Пальцы дрожали над клавиатурой. Минуты две она тупо смотрела на экран, прежде чем начать печатать. Первые слова давались с трудом. Потом — будто прорвало: обиды, страх, боль. И в самом конце — несмелое: «Попробую. Только дай мне время».
Она нажала «отправить» и прижала ладонь к подоконнику. Впервые за много лет почувствовала, что сделала шаг — крошечный, но вперёд. К семье. К будущему, где, возможно, найдётся место не только старым ранам, но и прощению. Кто знает — может, скоро в её жизни появится не только работа и пустая квартира, но и голос в трубке, который скажет: «Я так ждал этого звонка».
