**18 октября**
Сейчас Вадиму двадцать. Живёт в Нижнем Новгороде, учится заочно, подрабатывает в автомастерской, потихоньку строит жизнь, почти не думая о родном Энгельсе, где всё начиналось. Его мать, Татьяна, смотрит на его успехи с гордостью — и с болью. Слишком многое упустила. И теперь, когда сын вырос, её гложет вина, которую не заглушить ни годами, ни оправданиями.
Часто вспоминает, как всё было. Пыталась понять саму себя — не выходило. И вот однажды собралась с духом, позвала сына на выходные, напекла любимых ватрушек, усадила за кухонный стол. Сжала ладони, вздохнула:
— Прости меня, Вадя… за всё. Я была плохой матерью.
Он промолчал. Криво усмехнулся:
— Детство у меня было как у всех.
Но оба знали — это неправда. Его детство было тихим, одиноким, полным обид и горького ожидания тепла, которое так и не пришло.
Вадим рос скромным, послушным. Не капризничал, не требовал. Просто ждал, что мама обнимет, похвалит за пятёрку или улыбнётся его рисунку. Но чаще слышал упрёки, раздражение или равнодушие. Татьяна срывалась, кричала, называла его «грузом», «ошибкой молодости». А он всё равно верил, тянулся к ней — за лаской, за словом, которого так не хватало: «люблю».
Она и правда не любила. Или не умела. Слишком рано жизнь ударила по ногам. В шестнадцать — беременность. Парень сбежал, мать закричала: «Сама нарвалась! Теперь и выкручивайся».
Бабка помогала, но только когда Татьяна валилась с ног. Малыш кричал по ночам, она злилась, запиралась в ванной и ревела в пол. Ребёнок был крестом, который ей нести не хотелось.
Денег не хватало. Мыла лестницы, таскала сумки, потом убиралась в офисах — чтобы хоть как-то сводить концы. Устала. Очерствела. Учёбу бросила. А сын рос, болел, требовал. Кормила, одевала — но душу не отдавала. Он мешал. И она этого не скрывала.
Когда Вадиму стукнуло пять, бабка умерла — сердце. Дом стал пустым и страшным. Татьяна боялась будущего, но не сломалась. Наоборот — зарылась в работу, поступила на заочное, выучилась на бухгалтера. Деньги появились, стабильность тоже. Но с сыном оставалась холодная стена.
Семнадцать лет. Вадим уезжает в Нижний. Поступил, уехал — и Татьяна впервые за много лет вздохнула свободно. Казалось бы, облегчение. Но пустая квартира не радовала. Ловила себя на мыслях: поел ли он? справится? И впервые кольнуло в груди. Опоздала.
Сын сам звонил, рассказывал о делах. Она слушала, старалась говорить мягче. Приезжал — и она вдруг радовалась. Не его возвращению. Тому, что он простил. Без слов. Просто был рядом. Он сам строил этот мост, кирпичик за кирпичиком.
И вот теперь, спустя годы, Татьяна находит силы выложить всё. Что ненавидела, что злилась, что мечтала сбежать. Что не справлялась. Что не любила, как должна была. Всё это время пряталась за долгом, не умея быть матерью.
А он сидит напротив, взрослый, сдержанный, и повторяет:
— Детство у меня было как у всех.
Но в голосе нет злости. Только усталость. И прощение. Потому что он вырос. Потому что стал сильнее. Потому что научился любить — даже ту, что не сумела полюбить его.
**Вывод**: Вина — плохой советчик. Лучше поздно, чем никогда, но ещё лучше — не опоздать.
